[NIC]Daenerys Targaryen [/NIC]
[AVA]http://s3.uploads.ru/orJ53.jpg[/AVA]

Fate
Говорят, что перед переломными событиями в жизни каждого человека, сон не приходит. Что каждый вынужден сидеть и обдумывать все, что было и будет сделано. Как будто все одинаковые, как будто чувствуют и думают схоже. Но я всегда знала, что это не так.
Это не так. Понять это пришлось рано, смотря на мать, отца и таких разных братьев и сестёр, разделяющих одну кровь, но столь непохожих. Пламя…
Пламя у каждого всегда было своим. Каждый из нас сам его находил и не мог затушить, даже если пытался. И каждый сгорал день за днём в нем. Иронично, если помнить слова, принадлежащие семье, из которой мне предстоит уйти.
Уйти не по своей воле, по чужому желанию. В ночь перед приездом гостей спать удаётся, но урывками, пробуждаясь от каждого нового воспоминание, которое мне снится, будь оно счастливое или не очень. Наверное, это мой собственный способ вспоминать все, что было. Все, что привело к этому дню. И попытка понять, когда все пошло не так, не по плану.
План… был ли он, или это была красивая иллюзия, бережно создаваемая мной самой. Странно, но в именно в эти моменты очень хочется понять, где была ложь, а где истина. Но из-за пульса, бьющегося под тонкой кожей так, что кажется, даже стража у дверей слышит. Кажется, что от очередного удара при пробуждении что-то надломится, треснет. И исчезнет навсегда.
Исчезнет навсегда. Да, пожалуй, это единственное, что с уверенностью можно назвать правдой сейчас – скоро не будет Дейенерис Тарагариен, хочу я этого или нет.

С этой мыслью проваливаюсь в первый сон, короткий и беспокойный, который сменяет другой… обрывочные воспоминания, но это то, что для меня важно.

Weightless
Все, что есть в человеке, заложено в детстве. Так говорила мать, укачивая на руках, под чтение фрейлинами (редкими, теми, кто не отворачивался от королевы, когда очередная фаворитка отца появлялась на горизонте) Семиконечной звезды. Первое, что услужливая память подкидывает мне в полузабытье – старое воспоминание о ней.
О ней, тонкой и невесомой, с кожей, по которой синими нитями просвечивались вены. Так редко улыбающуюся, но часто напевающую тебе что-то на ночь и вышивающую очередной цветок на ткани для детского платья. Она разговаривала с мной, словно со взрослой, как будто не осознавая, что многое мне не понять. Мне не хотелось сидеть на месте, лучше бы бежать вслед за братьями, как другая младшая девочка, моя единокровная сестра, старший и младший брат, не знающие забот под присмотром громко смеющейся и радующейся каждому дню матери Деймона – вдовствующей королевы Дейны. Но мама всегда клала легкую ладонь мне на голову, невесомо проводила по серебру волос, раз за разом повторяя «Ты – принцесса». Как будто в этом был какой-то смысл, если нельзя делать то, что желаешь. Мне казалось, что это лишь какое-то слово, которое мешает. Мать видела это, устало улыбалась и прикрывала глаза, как будто видела дальше, чем можно себе представить. И отпускала меня, говоря, что всему своё время.
Время казалось мне бесконечным, принадлежащим только мне.
Только мне, возможно, моим братьям и сёстрам, которые поразительно затихали, когда я появлялась. Странное слово «принцесса», истинное значение которого оставалось вдалеке от меня, становилось между нами, пока Деймон не возобновлял игру, Шира не начинала смеяться, а двое вечно хмурых мальчишек, так не похожих друг на друга, переставали смотреть почти враждебно. В такие моменты, бегая по саду со всеми, играя в прятки или бессмысленно рассказывая  (гордо, как будто узнала это сама, а не мне рассказала мама, септа или Дейрон, как будто это было каким-то сакральным знанием, не доступным другим) старые сказки и истории, мне казалось, что все будет так всегда. Что мир, как говорят люди, принадлежит нашей семье, а мы созданы для радости.
Для радости, которая была даже тогда, когда падала, путаясь в подоле платья, когда Деймон, улыбаясь, протягивал руку и помогал подняться каждому из нас, находя подход ко всем. Я чувствовала лишь легкость.
Легкость, которая ускользнула от меня так незаметно, что я даже не успела опомниться. К сожалению, иллюзии всегда исчезают, даже если мы хотим, чтобы они остались с нами навечно.

Duty
Нет ничего вечного. Даже если кому-то удастся обнаружить что-то, что останется с ним навсегда, это будет точно не свобода. Нас ограничивают. Другие люди, рамки, правила. В один из дней, когда мне хотелось убежать из покоев матери, она остановила меня, видимо, решив, что время пришло.
Пришло время быть принцессой, а не девчонкой, которая играет и учится с другими детьми, незаконными. Пришло время обьяснить мне, что такое этот мир. Мать всегда говорила о смирении, септа вторила ей. Вместе они раз за разом читали (и заставляли меня) Семиконечную звезду, а я лишь кидала взгляды в окно, едва был слышен чей-то смех. Время летело, отматывая дни, может, месяцы. Другие дети отдалились, снова и уже навсегда отделенные одним словом-клеймом. И я смирилась, как учила мать.
Мать учила, что нужны манеры, правильная речь. Она рассказывала, как должна смотреть леди, идти, как будто каждый вдох был под прицелом. Но так и было.
Так и было. В тот год я впервые услышала насмешливое «септа Нейрис» и что-то еще о брате-наследнике, что задело меня так, что я решила не покидать мать, оставаться при ней и слушать. Ведь мы – семья. У неё должен быть кто-то близкий, кроме дяди Эймона и Дейрона, который последнее время так редко появлялся в ее покоях, лишь погружался  с головой в дела, которые отец давно забросил, предаваясь радостям жизни, как будто в последний раз. Вся остальная семья становилась лишь воспоминанием о легкости детства, образы таяли.
Образы таяли, все, кроме Деймона, который продолжал касаться каждого из нас, хотели мы того или нет. Он рос, продолжая касаться жизни каждого из нас, даже моей усталой матери, у которой спрашивал ежедневно, как она. Королева Нейрис, кажется, обладает истинной святостью, раз может улыбаться этим детям, понимая, что не их вина в том, что ее муж уложил их матёрей в постель. Деймон всегда оставался частью моей жизни.
Частью моей жизни, казалось, неизменной. Он уделял время часто, на всех торжествах был рядом, танцуя со мной до того момента, когда голова начиналась кружиться. Его любили и любят все, кто видит. Лишь редкие голоса шепчут о фальши, но я никогда им не верила – брат всегда светился изнутри, он всегда был везде, всегда был идеален. На одном из торжеств отец сказал, что обязательно поженит нас. Не стоило так сильно радоваться, так верить в то, что это навсегда. Но мне так нравилось это слово…
Это слово, которое обещало мне будущее, которого я так хотела.

Jealousy
Хочешь насмешить богов – расскажи им о своих планах. Особенно они любят те, в которых есть слово «навсегда», «счастливо», «желанно». Именно они были в моей голове, когда отец объявил, что нашёл для Деймона невесту: Роанна Тирошийская, дочь архонта. Неравный брак, но такой выгодный, за который король обещал заплатить приличный выкуп. Неужели, все решают деньги? Деймон же свободен от всего, что связывает людей. Почему за него тоже решают? Из века в век наша семья выдавала брата за сестру. Деймон принадлежал мне. Разве не это хотел показать отец, вручив ему семейный меч, разрешив зваться Блэкфайером? Разве он не хотел приблизить его к вам, ввести в семью, зная, о чем вы говорите? Разве не он сам видел, как вы гуляете по саду, переплетая пальцы рук? Эта новость…
Эта новость изматывала. Но мать учила смиренно опускать глаза и слушать. Впервые не вышло. Впервые, взяв за руку единокровного брата, пошла к отцу, чтобы просить его о чем-то. Он обещал! Он всегда так много обещал… он же не мог не передать Дейрону перед смертью это? Не мог не сказать, что заверил, что Деймон сможет взять вторую жену, подобно Мейгору и Эйгону. Тогда те слова склеили картинку надежды на будущее, пусть омраченную неизвестной, но с каждым днём приближающейся к замку Роанны. Мне нравилось…
Мне нравилось представлять ее ужасной, смешно? Некрасивой или необразованной, не умеющей держать себя или совершенно неотесанной. Иногда все вместе. Но она оказалась совершенно не такой. И там, на свадебном пиру, я чувствовала что-то новое.
Что-то новое… желание встать, накричать, привлечь к себе внимание, бросить, в конце концов, кубок в невесту, испортив ей платье, заплакать. По-детски нелепо, но так желанно. Мать, читая по моему лицу все, с укором смотрела на меня, складывая руки на своих коленях, наблюдая за тем, как ее муж чествует своего бастарда в его свадебный день. Раз она спокойна, я тоже должна? Тем более, мне обещали… Легче сказать.
Легче сказать. Вместо спокойствия, которое должно было бы разлиться по венам, я ощущала лишь одно – ревность и желание показать, что принадлежит мне. Вместо этого, сжимая ножку бокала с вином и делая очередной глоток, смотрела за всем.
За всем и за всеми. За Деймоном, очаровывающим всех и не пригласившего на танец меня. За Широй в сверкающем серебром платье, кружащейся по залу и совершенно не сдерживающую себя рамками, которые ей не по вкусу, на в кое-то веки пусть слабо, но улыбающегося Эйгора. И новая волна…
И новая волна странной зависти-ревности. К братьям, к сестре, к незнакомой Роанне, но главное, к собственной матери, которая всегда молчала также, как я сейчас. В тот день я решила, что никогда не буду такой же, как она. Уже на следующий день на моих волосах было то, что казалось, должно мне дать свободу, то, что так ненавидит королева Нейрис – сверкающая аметистами корона. Кажется, урок о смехе богов мной никогда не будет усвоен.

Hatred
Отец не успевает выполнить своих обещаний. Отец умирает, не успев присмотреть себе очередное хорошенькое личико после смерти матери Ширы. Он передаёт своё наследие Дейрону, о котором все чаще говорят, что он – бастард Эймона. Наверное, за моей спиной шептались также. Здесь все делается так, не смотря в глаза. Но это было не так важно.
Не так важно, ведь перед смертью отец узаконил своих бастардов. Значит, Деймон становился полноправным членом нашей семьи. Значит, отец намеривался сдержать обещание? Ведь теперь статус и миллионы правил не висели над нами, словно меч предка, завоевавшего Вестеросс. Я снова верила.
Верила, потому что видела, как брат сдерживает все обещания, данные отцом, включая выкуп за Роанну. Вера слепа.
Вера слепа, в ней я жила. Ровно до того момента, когда брат и его жена (которую едва терпят при дворе, за спиной которой даже не шепчутся, а говорят открыто) пригласили на ужин в их тесном семейном кругу. Кроме меня  и супруги рядом с новым королем был лишь один человек – наш младший, смотрящий мир особенными глазами, пугающий. Я смутно помнила его из детских воспоминаний, лишь образ. Даже не заметила, как маленький мальчик вырос, становясь кем-то большим. Они говорили.
Они говорили. Сначала ни о чем и обо всем, мне нравился этот легкий разговор и запах красных дорнийских апельсинов, которые Мирия резала и протягивала мне, странно смотря. Сок тёк по рукам, губам, вкус яркий. Кажется, я сказала, что в восторге от них.
В восторге от них, а королева добавила, что теперь они будут регулярно подаваться на мой стол. Наивно благодаря ее, я думала о том, что речь о привозе фруктов сюда, домой, в Красный замок, такой родной и понятный, не смотря ни на что. Но все было намного запутаннее…
Запутаннее, мне не понятно. Меня никогда не учили тому, как управлять страной. Как принимать какие-то решения. Я не училась этому сама, даже не думая о том, что это может стать важным. Дейрон медленно, словно маленькому ребёнку, объяснял мне о том, как важен Дорн для семи королевств. Он объявил, что выйду замуж… не за того.
Не за того, не за желанного. Вместо этого незнакомец с глазами, такими, как у Мирии. Чужой. Вскочив с места, смотря на них, как на чужих, кричала, что этого не будет. Зачем тогда он женился по указке на дорнийке? Зачем, если ее земля не присоединились к вашим? Неужели в жертву нужно принести еще одного человека? И…
И в этот момент я поняла, что этим человеком быть не хочу. И вспомнила все, что тихо шепчут о Дорне за спиной – змеи. Предадут, дав слово. Не сделают обещанного, будут лишь улыбаться, сверкая темными глазами и шелестя шелком одежд цвета пустыни.
- Ты продашь меня, брат? – ведь это он собирался делать. – Но не получишь свою цену, если решишь. За Мирию же не дали того, что было обещано, ты получил только ее. Вероломные.
Растягивая последнее слово по буквам, позволяя себе говорить то, что думаю, переводя взгляд с одного на другого. Совершенно нет аргументов, только желание задеть, уколоть как можно больнее, точно также, как меня брат. Не знаю, что было обещано за нынешнюю королеву, даже знать не хочу. Но теперь без доказательств чистой и слепой верой детской верю во все, что говорят при дворе, видя яркие одежды и слыша звонкий смех. Смотрю на красные апельсины, которые так нравились еще минуту назад.
- Ненавижу, - сама не знаю…
Сама не знаю, что именно – брата, его жену, мать, которая явно знала о планах и промолчала, считая, что такова воля богов, почитаемых ею, красные апельсины, незнакомый и далекий Дорн или что-то еще, то, что от меня ускользает.
Ускользает, утопая в таких разных и сильных эмоциях, которых раньше никогда не было.

Hope
В тот же вечер после ужина нужно было бежать. Не куда. К кому. Рассказав все Деймону, почувствовала облегчение. Он всегда умел успокоить, обнадежить. Сказал, что что-нибудь обязательно придумает, что найдёт тех, кто его поддержит. Что это не окажется безнаказанным или не разрешённым. Я всегда ему верила.
Верила, поэтому отпустила ситуацию. Ведь он может ее решить. Зачем мне вмешиваться? Что я могу? Я не Деймон, который умеет найти нужных людей, нравиться им и заставлять делать все, что он желает. Я не Шира, которая заставляет мир вращаться вокруг себя, достаточно лишь сверкать разномастными глазами.  Я не Эйгор, которого послушаются из-за страха перед нравом. Не Бринден, который остаётся в тени, но при этом заметен, как никто из нас, остальных детей. В этот момент я закрываю глаза… и желаю, чтобы все сказки стали правдой, чтобы принц спас принцессу из башни, чтобы все закончилось хорошо. Деймон мне обещает это.
Деймон мне обещает это. Где-то вдалеке слышится плач его ребёнка, но, успокоенная, я не считаю это плохим знаком.
Плохим знаком становится вечерний визит Деймона, тайный, быстрый, когда он говорит, что не смог ничего сделать. Когда обещает, что до свадьбы не дойдёт, только помолвка. Когда все еще обещает все уладить, обхватывая ладонями мое лицо и пристально смотря в глаза. Снова вера. Ведь он не может нарушить слово. Это делает меня смелее.

Это делает меня смелее. И утром, когда просыпаюсь, я знаю, что нужно что-то сделать с реальностью, которая меня настигает днём встречи гостей из далекого Дорна, который кажется чужим.

Wonder
День встречи гостей и помолвки настал, хотя я бы очень хотела, чтобы он не наступал никогда. Утром толпа восторженных девушек причесывает, заплетая волосы, тщательно подбирает мне платье, но дела до этого нет: нет необходимости нравится, ведь Деймон обещал все уладить. Все это – формальность. Зная, позволяю злости отступить, открывая в себе любопытство.
Любопытство. Наблюдаю из окон высоких на цветную толпу вдалеке, пока еще можно смотреть открыто, не нарушая миллионы правил писанных нет. Но вскоре нужно спускаться…
Вскоре нужно спускаться, чтобы выстроиться и встречать гостей. Яркие наряды, насмешливые взгляды. И не так много шума, как представляла. Или все дело в том, что перед ними Дейрон? Дело в правилах? А как же слух о том, что для Дорна они не писаны? Да, как же, непреклонные, несгибаемые, несдающиеся.
Непреклонные, несгибаемые, несдающиеся. Улыбаюсь, думая, что сегодня весь Дорн в лице одного человека преклонит колено, согнёт спину в поклоне и сдаст ключи от своих земель. Почему-то осознание этого доставляет удовольствие: если уж меня решили принести в жертву, я хочу знать, за что. Все будет так. Если, конечно, брат Мирии сдержит слово. Это же дорнийцы.
Это же дорнийцы, можно ли верить им, если не верю собственному брату, который жизнями семьи распоряжается, словно заправский торговец своим товаром. Шира где-то рядом фыркает (но сразу улыбается, за что ей прощается все, ты уверена), и на губах появляется улыбка.
На губах появляется улыбка, которую сложно удержать, когда ловлю на себе взгляд чёрных глаз, когда едва заметный кивок головы символизирует приветствие. Едва склоняю голову, удерживая выражение лица. Это сложнее, чем казалось.
Это сложнее, чем казалось. Но Марон переключает внимание на сестру, выдыхаю и позволяю улыбке сползти с лица. Все время смотрю на этих незнакомых людей.
Все время смотрю на этих незнакомых людей. Думала, что они не такие шумные? Нет, ошибка. И к удивлению они совсем не похожи на Мирию. Но она – одна из них? Как так может быть? Смотрю и пытаюсь понять, а время церемонии приближается.

Reality
Это все неправильно. Совершенно. Но после того, как в последние моменты перед церемонией  слышу шутки о том, что ноги у принца отнимутся, желание того, чтобы это стало правдой, возникает. Ещё лучше, если сердце разорвётся на кусочки. Поэтично. Потеряв самое дорогое, - ведь он должен любить свою землю больше всего на свете, да? – умер. И тут же испытываю угрызение совести: я совсем не знаю его, этого странного человека, так зачем желать ему плохого, когда он ни в чем не виноват?
Смотрю, как преклоняет колени, как спина, до этого прямая, действительно сгибается в поклоне Дейрону, а потом слова, говорящие о том, что дело объединения закончено, как будто сдается. Мне казалось, это принесёт мне удовольствие. Ошибка. Ещё одна.
Ещё одна. Брат Мирии – всего лишь человек, как я. Возможно, он тоже не желает ничего из того, что было уготовано ей и моим братом для нас. Значит…
Значит, с ним можно поговорить? Он старше. За ним стоит целый народ. Наверное, его люди любят его, как здесь Деймона, раз пытаются взбодрить? Но можно ли доверять? Возможно, стоит что-то сделать, пока Деймон говорит с братом и ищет тех, кто вам поможет? Мысли путаются.
Мысли путаются, легкая серебряная диадема, кажется, весит целую тонну, мешая сосредоточиться. Знаю, что нужно подойти, завязать разговор, но во мне никогда этого не было – смелости нарушить правила, о которых всегда твердила моя мать.
Моя мать всегда твердила, что стоит держаться скромно, ждать, пока заговорят с тобой. Нет, я решила, что не буду похожа на неё, но сделать первый шаг всегда трудно.
Делать первый шаг всегда трудно, особенно, когда приучен к другому, у ожиданию. Когда Марон подходит, смотрю на него с благодарностью – раз я не смогла ступить вперёд, чтобы поговорить, он сделал это за меня, пусть сам того не знает. А люди вокруг…
А люди вокруг тут же начинают смотреть, что будет. Кажется, некоторые замирают слишком явно, наблюдая, зная, что мы оба – часть этого вечера, часть купли-продажи, которой так доволен мой брат, не я. Но что думает Марон Мартелл. Я никогда не умела читать по лицам.
- Буду рада поговорить с Вами, - произношу, когда девицы вокруг меня, склоняясь в реверансе, зачем-то дергают платье.
Зачем-то дергают платье, заставляя меня чувствовать себя крайне глупо и опустить глаза, чтобы вспомнить, что это не к месту, чтобы снова быстро поднять взгляд и смотреть прямо. Беря протянутую руку, чувствую взгляд брата, того, что в даже в тени остаётся самым заметным из нас, а пальцы дрожат.
Дрожат, до этого в моей жизни все проблемы решались просто. Деймоном, слугами, кем угодно. Не мной. Так сложно начать. Для этого нужно сосредоточиться.
Сосредоточиться на чем-то, что отвлечёт. Пальцами сжимаю рукав Марона – ткань незнакома. Запах каких-то специй тоже… но красные апельсины, аромат которых витает в воздухе, которые были в тот день, когда мне сообщили, что продают ему ради земель, возвращает обратно, в этот день. К тому, что нужно помочь Деймону решить проблему, а не оставлять его наедине с этим. Он ведь именно сейчас занимается этим, разговаривая со всеми лордами на этом «празднике».
На этом «празднике» шумно. Принц предлагает уйти от суеты, туда, где нет лишних ушей. Королева-мать всегда говорила, что в таких случаях нужно взять с собой фрейлину, чтобы толки не пошли. Неуверенно смотрю на кузину Велларион, а потом решаешь, что ничего не будет, вы же в их глазах почти женаты.
- Любите ли Вы гулять по саду? – есть ли в Дорне сады…
Есть ли в Дорне сады, в этом краю пустыни и жары? Выживают ли хотя бы растения? Что там, за горизонтом? Сложно сказать, я никогда не видела ничего дальше замка.
Дальше от замка отходим, к беседке из камня, увитой розами, которые едва распускаются. Не знаю, чего ожидать от этого разговора, как завести свой. Чтобы как-то собраться, когда руку он отпускает, тянусь к розам, срывая одну, не замечая шипы. Капля крови.
- Нравится ли Вам в Королевской гавани? – с чего-то нужно начать.
С чего-то нужно начать. Пусть с формального, чтобы молчание не затягивалось. Пусть с банального и глупого. Вместо ответа то, что удивляет… искренность.
Искренность в сожалении? Оборачиваюсь слишком резко, еще немного – диадема, ставшая непомерно тяжелой, соскользнет и разобьётся на миллиард блестящих осколков. А Марон Мартелл смотрит прямо и говорит. Так можно ли верить дорнийцам? Можно ли верить в его слова? Прямому взгляду и словам, которые даже жестоки, но скажутся настоящими? Он говорит…
Он говорит, сразу делая разговор, который я собиралась начать, бесполезным! Он не собирается и не хочет ничего исправлять? Почему? Вряд ли его история отличается от той, что он рассказывает сейчас о Мирии, от моей собственной.
От собственной истории. Нужно попробовать взять себя в руки, а не выдать вопросы все потоком, даже если ради этого придётся нести чушь. А еще он хочет ответ, кажется. Что ж…
- Вы любите сказки, принц? – садясь на скамью.
Садясь на скамью, между пальцев зажимая сорванную розу, белую, словно платье невесты, не думая о том, что лепестки мнутся.
- Я очень люблю, - смотря вдаль. – Хотите, расскажу Вам одну? Мою любимую… сегодня.
Сегодня сказка будет особенной. Сегодня сказка будет ответом на вопрос. Нужно лишь понять. Марон Мартелл не выглядит дураком.
- Когда-то очень давно жил был король, который, взяв своих рыцарей с собой, отправился в путешествие по забытым богами лесам. Он попал в ловушку старого колдуна, ни один из его спутников не мог его спасти. Злодей обещал, что отпустит его, если он ответит на один простой вопрос - «Чего хотят женщины?». Он не смог, его рыцари тоже. Тогда… - рассказ продолжается.
Рассказ продолжается, с губ срываются слова о том, что из леса вышла безобразная старуха, ведьма, которая знала ответ. Она предложила спасти короля и его свиту взамен того, что его сын возьмёт ее в жены. Выбора не было, пришлось согласиться.
- Тогда ведьма сказала, что единственное, чего хочет женщина – выбирать, - переводя взгляд.
Переводя взгляд и смотря на него прямо и открыто, мама сочла бы это почти неприличным. Но продолжаю рассказ, говоря, что потом, после свадьбы, в их первую ночь ведьма встретила жениха в образе прекрасной юной девушки. Она спросила его, когда ей быть безобразной – ночью или днём. Он не мог ответить и позволил ей выбрать. Тогда она осталась красавицей навсегда.
- Только о том, дал ли он ей выбор от того, что не смог его сделать сам, или от того, что услышал ее тогда, в лесу, в истории ничего не говорится. Как Вы думаете, принц, почему выбрала она? Случайность или умение не слушать, но слышать? – полуулыбка.
Полуулыбка. Интересно, что он скажет о старой сказке, которую рассказала ему. Эйгор всегда смеётся, говоря, что в твоей любви к этим историям совершенно нет смысла. Идеалистичные истории. Но они тебе дороги.
Смысла нет молчать. Думаю о выборе и решаю, что, пожалуй, сочувствие и сожаление здесь вызываю не только я. Откровенность за откровенность.
- Я тоже сожалею, - неожиданно.
Неожиданно эмоции дня берут верх, история тоже играет свою роль – мне выбора не предоставил никто. И Марон Мартелл, пусть и не обязан, ничего не хочет с этим сделать.
- Я сожалею, что непреклонный Дорн преклонил колени. Простят ли это правителю? Он согнул спину в поклоне королю, чья кровь не из его страны, не из этого материка вовсе. Он сдаётся, собираясь выполнить его волю, привезя на свою землю чужую? Ту, которая никогда не будет своей, вместо дочери родной земли? – кажется, похоже на речь обиженного ребёнка, что правда, это перебор.
Кажется, это перебор, сама знаю. Выдыхаю, сильнее сжимая цветок в ладони, откровенность всегда даётся тяжело, если к ней не привык. Мое поведение сейчас королева-мать бы посчитала это недостойным. Но после правды становится… легче? Кажется, да.
- Прошу прощения, Ваше высочество, нетактично с моей стороны, - глубокий вдох. – Но Вы можете с этим что-то сделать, но не собираетесь. За Вами люди. Все, что было нужно короне – видеть Вас коленопреклонённым. Союз закреплён Вашей сестрой, королевой.  Зачем Вам это нужно? Вторая часть вовсе не обязательна.
Так думаю, может, чего-то не понимаю. Откровенность за откровенность. В руках забытая роза, белые лепестки которой от капель крови становятся алыми.
Алыми. Неловкость от пореза, так и не замеченного, исчезает, когда эмоции, словно вода, исчезают. Когда ты смотришь вдаль, прежде, чем спросить.
- Что Марон Мартелл думает о своём будущем? Не принц. Его мнение пусть останется при нем. Человек, - откидываешь розу.
Откидываю розу в сторону, она больше не нужна. Падает в маленький фонтан, оставляя алый след на воде. Кажется, принц дорнийский не помощник мне в том, чтобы сбежать из высокой башни, которая выше, чем любая в старой сказке. Но я верю в Деймона, что он справится, все решит. Пока же в этой тишине, почти оглушающей, после звуков в бальном зале, я хочу кое-что узнать.  Марон может ответить на несколько вопросов… например, тот, который весь день крутится в голове - «Можно ли доверять дорнийцам?». Ответ узнаю, ведь уже слишком много сказала того, чего не стоило. Наверное, глупо интересоваться человеком, не титулом, но все, что делают те, кто носит короны, лгут и продают, предают и фальшивят, не желают помочь другому, нуждающемуся в помощи. Разве так должно быть? В детстве мне казалось, что мир совсем другой. Возможно, стоит повзрослеть. Но не сегодня. Только тогда, когда удастся все, что задумала. Когда кое-что из того, во что хочу верить, свобода, станет не просто словом, а чем-то настоящим и почти ощутимым. Когда об этой ситуации буду вспоминать со смехом. Когда все будет так, как я хочу.

Отредактировано Nymeria Sand (29-03-2018 18:09:25)

[NIC]Daenerys Targaryen [/NIC]
[AVA]http://s3.uploads.ru/orJ53.jpg[/AVA]

Говорят, что в темноте проще оставаться собой. Принимать все свои стороны или открывать то, что обычно, днём, спрятано за улыбками и ничего не значащими словами. Кажется, люди вообще очень много говорят, даже если не знают, как все на самом деле, главное для них – ободряющие, пусть и фальшивые слова. Но в чем-то они правы.
В чем-то они правы, когда говорят, что в темноте все не так, как при дневном свете. Да, отчасти проще говорить, что думаешь, пытаться объяснять то, что кажется простым, но о чем говорить не стоит.  Проще хотя бы ненадолго снять маски. Проще смотреть в глаза незнакомому человеку, которому почему-то меня обещали отдать, даже не подумав о том, чтобы спросить.
Но он спрашивает сейчас. Единственный, кто решил проявить интерес к моему мнению. В темноте можно не прятать взгляд, можно смотреть ему в глаза, пытаясь понять, зачем ему нужны мои слова, если он не собирается помочь, открыто говоря об этом. Любопытство?
Любопытство – это прекрасная черта. Но сейчас она ранит, потому что все на мгновение кажется пустым: ничего из того, что я ему скажу, не заставит Марона Мартелла изменить своё мнение, сделать что-то. Он прямо и открыто это сказал.
Мне кажется, в тебе сейчас есть что-то фальшивое и наигранное, что-то, что держит тебя. Также, как во мне. В этом мы слишком похожи сейчас, здесь в темноте. Я многого боюсь. Многое не могу переступить. Многое не знаю и поэтому не могу обьяснить. Это – мои границы. Какие твои?
Марон предпочитает слушать, когда я говорю, сам почему-то только молчит. Старая сказка заканчивается, а мне становится грустно, потому что я не вижу, услышал ли он меня или лишь слушал. Это совершенно разные вещи. Здесь, в Королевской гавани, все на полутонах. Улыбки, жесты, слова. Поэтому разницу между понятиями ощущаешь порой так тонко, она такая зыбкая, но решает все. Смотрю на него.
Смотрю на него и пытаюсь понять – слушает или слышит, увидел и смотрит. Но вместо всего этого замечаю лишь улыбку, собирающую вокруг темных глаз морщинки, падающие на лицо волосы, что отчего-то вызывает улыбку. В этот момент понимаю много других вещей, таких простых. Мы много говорим о будущем, о чем угодно, кроме самого банального, но, возможно, намного более важного в этой ситуации, чем все беседы о скрытом смысле в сказках. Я не знаю, сколько ему лет (надо будет спросить у Мирии, хотя после ужина с апельсинами не уверена, что попытка увенчается успехом). Не могу представить, чем он живет. Это ускользает и не даёт уловить важное, то, что могло бы помочь в моем плане. Кажется, этот разговор начат был не с того.
Не с того, но уже поздно что-то менять. Остаётся лишь верить и надеяться,  что, если я не смогла решить проблему, Деймон сможет.
Сможет, я в это верю. Но сижу здесь, пытаясь понять, кто передо мной. С кем меня хотят связать так крепко, что лишь Неведомый будет в силах разорвать эти узы. Он говорит о сказке, рассказанной ему мной. Чувствую, как щеки заливает краска, - хвала темноте, наверное, все же в ней все проще, - но вопрос задаю, слишком сложно удержаться:
- Тогда что бы выбрали Вы, принц? Смотреть наедине или показывать всем? Или все же услышать?
Марон садится рядом, оборачиваюсь к нему. Мне интересно знать ответ на свой вопрос, наверное, даже слишком, потому что пальцы нетерпеливо сжимают расшитую серебром ткань платья.
Ткань платья оставляю в покое, когда слушаю сказку, которой он решил поделиться. Во всем, что люди говорят, всегда смысла намного больше, чем кажется, так всегда объяснял Бринден в редкие моменты, когда отрывался от двух своих ближайших людей, снисходя до остальных. Поэтому пытаюсь услышать намного больше, чем простые слова, даже не замечая, как, поглощенная этим занятием, беру из его рук платок, кладя себе на колени. Слушаю и смотрю. За жестами. За тем, как меняется его лицо. Это же должно рассказать что-то о нем, человеке, о котором так мало знаю? Улыбка, движение рук и хитрый прищур, желание выслушать и паузы в словах, как будто испытывающие терпение – вот, что останется в воспоминаниях о Мароне Мартелле и сегодняшнем дне. И старая сказка, рассказанная в беседке, увитой розами.
- Что случилось с детьми потом? Неужели это – конец истории? – ты смотришь на него и улыбаешься.
Улыбаешься. В сказках всегда смысла больше, чем кажется. Нужно лишь его найти. Пожалуй, ты бы хотела, чтобы в этой был счастливый конец. Хотя бы в сказаниях же он должен быть? Марон же говорит о свободном выборе, связывая его с рассказанной историей. Он говорит…
Он говорит… то ли знает, то ли сам это пережил. Наш разговор давно вышел за рамки положенного, поэтому уже почти не страшно.
Уже почти не страшно смотреть и искать ответы. Уже почти не страшно, прикрываясь темнотой и отсутствием голосов задавать вопросы. Пусть я еще не знаю, можно ли доверять донийцам, но другой ответ Марон Мартелл уже дал – с ними можно спокойно разговаривать.
- Когда обретёшь или потеряешь, тогда понимаешь? Когда растаял Ваш мираж? – и каким он был.
И каким он был мне тоже интересно, но мне кажется, что на этот вопрос он не ответит, умолчит, тему переведёт, играя словами. Тогда комфорт разговора может исчезнуть. Возможно, я спрошу в другой раз? Чуть позже? Когда-нибудь? Никто не знает.
Никто не знает, как появляется легкость в разговоре. Не понимаю, почему говорю все, что желаю, даже не думая о последствиях. Наверное, потому что это делать легко, зная, что тебя будут слушать, а не поставят перед фактом. Марон смотрит на перстень на своей руке, тоже взгляд на него перевожу, пытаясь рассмотреть гравировку на металле. Далеко, не удаётся. От попыток увидеть отвлекают слова о крови в ваших венах, о землях других, которые я никогда не видела, только слышала. О том, что было давно, но все еще здесь, пересекается с настоящим через нас самих.
- Но кто считает нас своими? – склонив голову на бок. – Если никто не признает нас своими, разве так важно, что не чужие? Ничьи, выходит, а это пустота.
Возможно, чужими нас не видит никто, он прав. Но разве в этом есть смысл, если никто не думает, что мы для кого-то свои, не по крови, но до последней ее капли? Не думает настолько, чтобы поставить свои собственные интересы под сомнения, когда дело касается нас? Даже моя семья, как оказалось, на это не способна. Слова льются…
- Касаются только Вас, потому что они для Вас, - прикрывая глаза.
Прикрывая глаза, слушаю о том, что он говорит. Всегда больше, чем человек? Пожалуй, да. Он – человек с народом за его спиной, который зависит от его решений. Но при этом со своими страхами. Уязвимостями. Сильными сторонами. Все мы такие. Даже у Эйгона Завоевателя были свои слабости. Даже самые великие из вас остаются людьми. Я чувствую это, смотря на братьев и сестёр, пусть не всегда могу назвать все своими именами. Он говорит, что я ошибаюсь, пусть так, но мне это нравится: разве не ошибки делают нас живыми, настоящими? И вдруг смех.
Смеюсь звонко и чисто, смотря на мужчину, сидящего рядом. Пожалуй, благодарна ему за то, что этот разговор он делает проще, наверное, прекрасно это осознавая.
- Понравилась именно я? До нашей встречи, что помогло Вам принять решение. Как опрометчиво, Ваше высочество, - качаю головкой. – Та самая дорнийская импульсивность, о которой все так много говорят? Буду рада увидеть ее на Ваших землях и благодарю за приглашение.
Качаю головкой из стороны в сторону, когда Марон берет забытый платок с колен и перевязывает ранку от шипов цветка. Его руки тёплые, как будто солнце из его земель следует за ним. Или в нем, в его крови. Сжимаю на долю секунду его ладонь в знак благодарности, на кончиках пальцев остаётся ощущение тепла.
Ощущение тепла остаётся на моей коже, когда хочу сказать про слабости, уязвимости, о том, что все мы равны, пусть кто-то носит короны. Наверное, появление Мирии спасает меня от необдуманных слов. Не могу сдержать улыбку, когда на вопрос сестры отвечает ее брат, говоря о том, что все дело в сказках и розах. Опускаю глаза, но вовсе не из-за смущения, как можно подумать, а лишь для того, чтобы спрятать искры смеха. В ответ поклон принцу и королеве, когда они покидают меня и толпу девиц благородных, но слишком пусто и много говорящих. Вечер заканчивается.
Вечер заканчивается. Возможно, Мирия спасла меня от необдуманных слов, но ранней ночью, когда гости еще не до конца разошлись, меня никто не может уберечь от необдуманных решений и желания ответить на те слова, которые все еще висят в воздухе. Быстро собравшись, выхожу из своих покоев, стараясь остаться незамеченной, иду к крылу, отведённому гостям, чтобы спрятаться в незаметной нише, показанной мне когда-то сестрой. И жду.
Жду, хотя очень сложно сказать, выберу ли правильный момент. Я могу отгадать по шагам любого из своей семьи, но чужие для меня всегда загадка. Остаётся надеяться, что боги будут благосклонны ко мне и моей детской выходке. Шаги.
Шаги слышу, но уверенной быть до конца не могу. Поэтому выглядываю из ниши только тогда, когда понимаю, что тот, кто идёт, прошёл мимо, а боги были благосклонны. В последний момент успеваю схватить за руку. Знакомо тёплую. Прикладываю палец к губам, почему-то улыбаюсь.
Улыбаюсь, наверное, потому, что впервые в жизни нарушаю правила, не оглядываясь назад, потому что хочу. Так вот, что чувствуют братья и сестра, когда не думают ни о чем, кроме того, что правильно именно для них? Странная эйфория.
Странная эйфория, когда темными проходами, известными лишь тому, кто вырос в замке, веду за руку за собой. К черепам драконов. Здесь всегда так тихо.
Так тихо, так мирно и спокойно. Только старые ящеры как буто сторожат это место, запрещая даже звуку пророниться. Но сегодня слишком много правил было нарушено. Нарушу и их покой. Они уснут снова, даже не вспомнив, что здесь кто-то был… Выбираю место, возле которого мы должны остановиться.
- Мераксес, - кивком головы указывая на череп. – Первое, что очень прочно, так, что не разорвёшь, не сотрёшь и не изменишь, даже если будешь пытаться много лет, связало наши дома.
Отчего-то хочется сказать все шепотом, что и делаю. То ли все же боюсь потревожить сон драконов, то ли просто мне кажется, что говорю что-то тайное, что-то, что должно остаться лишь при мне, но доверяю ему. Не знаю.
- Потому что даже те, кто считают, что никогда не были просто людьми, - его слова, - те, кто родился великим или достиг величия, имеют свои слабости. Просто потому, что все мы люди за всеми масками, которые надеваем, за всей ответственностью и обязанностями, которые несём на себе.
Пожимаю плечами, смотря на череп и не отпуская чужую руку, источник тепла в холодном помещении.
- Поэтому я спросила, что думает человек, не принц Дорна, ведь даже он всего лишь мужчина, за спиной которого народ. Да, он должен заботиться о нем. Но у него есть и что-то своё, кроме этого. Как у всех остальных, - оборачиваюсь.
Оборачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза, а потом потянуть за руку к очередному темному, едва заметному коридору, ведущему в жилую часть. Чтобы, пожелав доброй ночи, исчезнуть и оказаться в своих покоях.
Время летит и визит подходит к концу. Неосознанно вышиваю по платку, который остался у меня тогда, в саду. Витиеватые буквы, похожие на стебли растений. Перед прощанием слуга передаёт мне кулон с солнечно-желтым камнем, играющем на свету. Так сложно понять, уместно ли мне носить красивую вещь, пусть принадлежащую чужому дому, когда собираюсь все изменить. Но легко придумать ответный подарок, напоминающий о чем-то. Беру со стола книгу, украшенную узорами и лиловыми камнями, кладу между страниц золотистый платок, расшитый буквами-стеблями, передавая мальчишке, который унесёт ее своему господину.
Книга сказок и легенд уедет с Мароном Мартеллом в Дорн. Тонкая нить протянется между прошлым и будущим.

Мне кажется, что время летит то слишком быстро, словно тянется, то совсем незаметно. Двор, - брат и его супруга, - неожиданно вспоминают о том, что мне стоит посмотреть на то место, где я буду, по их мнению, жить совсем скоро. Это диссонанс.
Это диссонанс, который мне так сложно решить, понять. С одной стороны на все снова их воля, меня снова ставят перед фактом, не спрашивая, готова ли я ехать, хочу ли. Даже не интересуются, сколько времени мне понадобится на соборы. С другой стороны, я никогда не видела ничего за стенами замка, а по пути в Дорн можно увидеть и другие земли. Поэтому на этот раз я молчу, - вряд ли этому кто-то удивился, - лишь вещи велю собирать.
Велю собирать под звонкий смех Мирии, когда она заглядывает в вечер перед тем, как покину замок. Она осматривает сундуки, качает головкой и сверкает глазами так, как будто знает и понимает что-то, что ускользает от меня. Она шепчет что-то своим фрейлинам-дорнийкам, которые тоже смеются тихо и выбегают из моих комнат, чтобы вернуться с платьями… странными, от которых королева-мать бы схватилась за сердце, но выглядят такими довольными и счастливыми, что сказать им что-то не выходит.
- В Дорне жарко, - словно маленькому ребёнку.
Словно маленькому ребёнку объясняет Мирия, как будто книг я никогда не читала. Но ее глаза сверкают так, что в простых словах мне начинает мерещится подвох. Поэтому лишь прошу рассказать ее о земле, где она родилась и выросла, а она говорит в ответ, что скоро все сама увижу. Платья выбирает она, не показывая, велит упаковать их и уложить в сундук, а я верю в то, что они там так и останутся: не может же быть жара настолько ощутима? Вечер сборов проходит в шуме, смехе вокруг сундука (мне тоже весело, я хочу оказаться подальше и увидеть новое) и заканчивается быстро.
Быстро наступает и утро. У замка уже ждут дорнийцы из свиты Мирии, без которых пустыня и дорога по их земле стала бы для вас смертью. Едва удаётся растолкать и заставить встать на рассвете Элейну Велларион, которой требуется еще как минимум час на сборы, чтобы выглядеть так, как велит этикет. Мне кажется, что дражайшая кузина глаз с меня не спустит, будет все докладывать письмами, тайно отправленными воронами, во дворец. Кому только? Матери? Брату? Не так важно, сейчас я не хочу думать о том, что кто-то все же будет говорить, что делать. Мия Риверс, в отличии от кузины, давно готова и ждёт, все еще озираясь по сторонам. Дочь отца, полнокровная сестра Бриндена, в отличие от него, воспитывалась матерью в Речных землях, все для неё ново, ее глаза живые и яркие. Беру ее с собой потому, что хочу, чтобы кто-то из семьи был рядом, пусть не знаю ее совсем. Но, возможно, мы сможем стать, если не сёстрами, то хотя бы подругами? Все же кровь по венам бежит одна… В дороге мысленно трижды хочу проклясть Элейну, которая жалуется то на жару, то на время, то еще на что-то. Почему? Ведь она тоже почти нигде не была. Неужели ей не интересно? Зато Мия то и дело показывает что-то, рассматривает, заставляя улыбаться. Стоило взять лишь ее одну. Но вторую спутницу выбирала не я, а матушка, спорить было бесполезно. Дорога изматывает, но интерес сильнее, а остановки помогают хотя бы немного отдохнуть. Стараюсь больше времени проводить с Мией и не оглядываться на кузину, которая слишком устала (как и мы все), но предпочитает ворчать, жаловаться, а не пытаться открыть для себя мир, даже не понимая, что это, быть может, ее первая и последняя возможность выйти за границы того мирка, в котором мы все живем. Объяснять ей тоже бесполезно. Стяги привлекают внимания, я прошу их снять. Так будут смотреть не на нас. Так будем смотреть мы. Никто не обратит внимание на людей, над которыми нет знамён.
Бесполезно не оглядываться вокруг, приподнимая ткань. Мне жаль, что не умею хорошо держаться в седле – намного лучше можно было бы все осмотреть. Земли Дорна…
Земли Дорна встречают всеми оттенками алого, охры, чего-то еще. Незнакомыми запахами каких-то специй, пахнущих приятно, терпко, но заставляющих чихать с непривычки. Выглядывать становится интереснее.
Интереснее, когда проезжаем мимо оживленной площади почти в конце пути. Смех и шум, смотрю и тут же задергиваю ткань, не веря глазам. А потом медленно, как будто проверяя, снова смотрю. Неужели этот мир так близко? Рядом? Сейчас это – часть страны? Но так непохоже.
Непохоже. Браслеты звенят на ногах. Платья легкие, - Мирия была права, снисходительно говоря о жаре, - не сковывают, а слова льются, как вино, реками. И глаз никто не опускает. Так только здесь? Или в Солнечном копьё тоже? Я теряюсь.
Я теряюсь, Поэтому велю остановиться и смотрю за людьми, которые радуются жизни. Что здесь происходит? Праздник? Но разве на праздниках бывают странные бои? А бои сопровождаются смехом? На праздниках есть копья? Ничего не могу понять.
Ничего не могу понять, когда толпа выкрикивает знакомое имя, когда слежу за взглядами людей. Марон здесь? Люди зовут его по имени? Так бывает? Я не могу представить, чтобы брат мог выйти из замка к людям, чтобы они звали его Дейроном. Чтобы он согласился, как Марон сейчас, и пошёл к ним без пары белых гвардейцев. Мир разбивается на цветные осколки.
Мир разбивается на цветные осколки, яркие, словно одежды здесь. Разбивается звонко, словно смехом людей. Наблюдаю, пока не становится темно. Элейна что-то шепчет в страхе, Мия тоже просовывает личико к окну, а потом вопросительно смотрит на меня.  Я могу лишь пожать плечиками, потому что необъяснимо.
Необъяснимо, но приходится сделать остановку. Уже темно. И, хотя в Солнечное копьё мы должны были приехать сегодняшним вечером, приедем завтра. Смех звучит всю ночь, как и музыка. А я не могу заснуть, наблюдая за огнями из окон дома, в котором мы остановились, в котором тихо, потому что все там, с толпой, вином и смехом. Мне кажется, что доринийцы, сопровождающие из нас, давно не бывшие дома, тоже где-то там, среди многоликой толпы, поют странные песни и пьют вино. На утро воспоминания все еще яркие.
На утро воспоминания все еще яркие, поэтому, наверное, когда оказываюсь около замка и делаю первый шаг, удивленно озираюсь вокруг, пытаясь рассмотреть все и сразу, и лишь потом перевожу взгляд на Марона, который, как и положено хозяину (а в Дорне точно что-то положено так, как дома, мелькает мысль?), встречает вас.
- Ваше высочество, рада видеть Вас в добром здравии, - глупая формальность.
Глупая формальность после разговоров, которые были, после праздника, который видела. Но так положено, да? Или нет? Мысли путаются, лица смешиваются, увиденное на площади упорно сравнивается с тем, другим, привычным. Перевожу взгляд на Марона, кажется, все, что он увидит, расширенные зрачки и слишком много не передаваемых эмоций на лице, которые скрыть невозможно. Кажется…
Кажется, одним взглядом пытаюсь попросить его спасти меня из этой ситуации, потому что увиденное все еще не укладывается в голове, а слова пропадают.
Слова пропадают. Вопросы, которых так много (почти все они начинаются с «почему?» и могли бы принадлежать трехлетнему ребёнку) крутятся в моей голове, когда девушка, провожающая нас к комнатам для отдыха после дороги, исчезает. Когда вода касается кожи и смывает дорожную пыль, я все еще не могу успокоиться и упорядочить свои мысли, даже когда засыпаю и сплю весь день, отдыхая с дороги.
Упорядочить мысли без помощи не получится. Это становится понятно к вечеру, когда все должны собраться на ужин. По этикету. Но как все в Дорне? Невозможно.
Невозможно, поэтому, пользуясь помощью той самой девушки, проводившей вас в покои, прошу показать, где покои Марона. Когда приводит, замираю перед дверью и думаю уйти, но девушка, закатив глаза, сама стучит и со смехом убегает. Слежу за ней, удивление охватывает… в Красном замке так не могло бы быть. Даже не замечаю, как дверь открывается, все еще смотрю в сторону.
Смотрю в сторону, прежде чем понять, что Марон здесь, в дверном проеме. Если он что-то говорил, то я, кажется, не слышала.
- Добрый вечер, Ваше высочество… я… Что здесь происходит? И что происходит там? – странный жест ладонью.
Странный жест ладонью, путаюсь во временах. Это же было вчера. А вырисованный круг ладошкой вряд ли даёт это понять.
- Тот праздник, недалеко отсюда. Это же был праздник? – не знаю.
Не знаю, поэтому и спрашиваю. Не стоит спрашивать так. Голос матери в моей голове звенит колокольчиком, напоминая о том, сколько правил я нарушила прямо здесь и сейчас, оказавшись перед дверью в чужие комнаты только от того, что вопросы нуждаются в ответах, а на ужине, по известным мне правилам, их задавать нельзя.
- Я ничего не понимаю, - хмурясь.
Хмурясь, а потом смотря на Марона. И тут странная мысль на грани в сознании. Совершенно невероятное состояние, похожее на то, капризное, вздорное и азартное вместе с тем, что было у черепов драконов.
- Покажи мне этот мир? – ночью все проще.
Ночью, под темнотой, все проще, мы уже вычислили это, разговаривая в саду, не пряча глаз. От избытка впечатлений прорывается детский жест – тянусь и дергаю Марона за рукав, как когда-то дергала Деймона, прося что-то рассказать. И смотрю. А глаза блестят лихорадочно. И даже не замечаю как за всем этим правильное, вбитое в голову годами «Вы» превращается в «ты». Самообладание под впечатлениями потеряно. Слышала бы матушка, заставила бы из комнаты неделю не выходить и семиконечную звезду без устали читать.

Отредактировано Nymeria Sand (30-03-2018 14:31:24)

[NIC]Daenerys Targaryen [/NIC]
[AVA]http://s3.uploads.ru/orJ53.jpg[/AVA]

Кажется, что даже если в замке я закрою глаза, то смогу услышать шепот песка. Надумано? Возможно. Но это голос, который здесь везде. Отмеряющий время. Открывающий вечность или ею же и являющийся. Песок, струящийся сквозь пальцы – это все, что есть у человека, это его жизнь. Пески бесконечны, но человеку принадлежат лишь те крупицы, которые успеешь в руке сжать, когда боги позволят. Не больше. Не меньше. И все они будут утекать из ладони, их не удержишь, обратно в пустыню-вечность. Остается лишь ценить каждую песчинку, пока она еще в ладони... ведь никогда не поймешь, сколько их еще осталось.

Жизнь пуста, если не заполнить ее чем-то: удивления, воспоминания, печали и радости. Хотелось бы, чтобы хорошего было намного больше. Но для этого нужно что-то делать, а не просто желать. Возможно, именно поэтому все, что происходит, меня радует. Все новое, непривычное, всегда захватывает и сбивает с толку. Так происходит сейчас, с каждым шагом и новым взглядом, брошенным вокруг. Я не до конца понимаю, как такие разные земли могут быть рядом. Как будто совершенно разные миры, но соприкасающиеся. Только граница касания едва уловимая, многие о ней не знают.
Не знают, не видели, как я. Или мне только кажется, что я что-то видела? На вопросы ответить слишком тяжело. Мысли путаются, мне нужна помощь. Поэтому оказываюсь у чужих дверей, а когда они отрываются, проскальзываю внутрь, все еще слыша в глубине сознания голос, так напоминающий тот, что принадлежит матушка. Определенно, она бы не одобрила.
Она бы не одобрила, но сейчас это совсем не важно, это пыль. Все, что нужно, понять, упорядочить мысли и узнать. Знаю, что глаза блестят лихорадочно, что с темы на тему переключаюсь, не заканчивая мысли. Слишком редко в стенах Красного замка приходилось удивляться. От того еще сложнее.
Сложнее, но так прекрасно видеть что-то новое. Поэтому не обращаю внимание на сбившееся слова, смену тем, даже на насмешливую улыбку Марона Мартелла, которого явно забавляет ситуация. Но, задумавшись на секунду, как это смотрится со стороны, понимаю, что все так – это забавно и наивно, но мне нравится.
Забавно и наивно было думать, что даты выбраны просто так. Марон говорит о своей сестре, эти слова дают мне возможность на секунду остановиться и оглянуться назад лишь для того, чтобы звонко рассмеяться, мысленно сказав спасибо супруге брата – кажется, именно она создала главное впечатление поездки и диссонанс.
Диссонанс, полную растерянность и миллионы детских вопросов, которыми я наслаждаюсь сейчас, в чужих комнатах, в чужих землях, смотря на все, что так не похоже на то, что меня окружало. Неожиданно думаю о том, что пестрые дорнийцы, которые не всегда вписываются одеждами и смехом в атмосферу Красного замка, здесь идеальны. И они намного счастливее, чем леди и лорды в других землях. Может быть, поэтому их не желают принимать? Может, дело не только в различиях культур, но в возможностях? Зависть? Странная мысль.
- Нужно будет сказать Мирии спасибо. Здесь все не так, совершенно по-другому, она подобрала хороший момент, чтобы показать это, - после того ужина мы почти не говорили.
После того ужина мы почти не говорили, только, когда вещи собирали, когда она платья положила незнакомые и странные. Задумываюсь о том, как она приняла и перенесла все различия, когда оказалась в Королевской гавани после своего дома. Тоже была также растеряна как я? Чувствовала ли себя одинокой? Остались ли у нее эти воспоминания? Отчего-то это становится очень важным. Понять Мирию становится проще, увидев ее дом, но вместе с тем столько новых вопросов, на которые хочу получить ответы, обсудить. 
А в комнатах пахнет красными апельсинами, как в тот вечер, когда она и брат решили мне сказать о решении. Прикрываю глаза, задумавшись о том, что не понимаю не только того, что происходит здесь, но и того, что творится в моей семье и жизни. Мне обещали все решить. Я верю. Но я здесь, спрашиваю и интересуюсь искренне.
Наверное, мы с тобой могли бы стать друзьями, знаешь? Такими же разными, как земли, которым мы принадлежим. Но это бы не мешало. И не будет мешать сейчас. Мы тоже можем что-то выбирать.
- Значит, праздник, - растягивая слово, со смехом в интонации. – На торжестве тоже копья? А я думала, от чего свита Мирии скучает на всех дворцовых праздниках. Есть еще то, чему мне не стоит удивляться?
Он повторяет твою просьбу, делая ее вопросом. Да, ты хочешь увидеть Дорн. Марон как будто с насмешкой говорит о том, что для этого не хватит тысячи ночей, а мне кажется, что эта фраза – проявление любви к своей земле, ведь тот, кто ее не знает, легко посчитает нужное количество часов и минут.
- Не считай время. Иногда хочется верить, что его просто нет. Красивая иллюзия, - пожимая плечиками. – Но, если будем о нем помнить, покажи мне то, что посчитаешь самым важным.
Каждый проводник в городе, даже если он любит землю, говорит Бринден, в первую очередь покажет то, что любит больше всего. Так с чего начнется его рассказ?
- Ты надо мной смеешься? – сама смеюсь.
Сама смеюсь, когда он ведет за руку куда-то, указывая дорогу к балкону, на краю которого, у перил останавливаемся. Первое желание – посмотреть вперед и вниз, что делаю, слушая внимательно.  Тень?
Теневой город – красиво. Когда Марон описывает его, резко понимаю то, что ускользнуло от меня вчера  - все было очень близко, остановка была нужна только для того, чтобы сопровождающие нас дорнийцы присоединились к празднику.
- Обман, - прищуриваясь, вспоминая имя того, кто дал информацию, ровесника-мальчишку с честными, казалось бы, глазами, только сверкающими диким огнем. – Вчера Мандвуди, когда мы оказались там, сказал, что это место от замка далеко, что нужна остановка. Мог бы правду сказать. Что скажешь? Лукавство как черта? Что же с этим делать...
Ничего, что-нибудь придумаю, чуть позже. Прищуриваюсь, смотря вперед. Да, определенно, просто так не оставлю. Все же за ним теперь долг, а он, как говорит Эйгор, должен быть возвращен. Но это становится не важным… слушаю рассказ, похожий на старую сказку. Кажется, у Марона Мартелла есть талант – рассказывать истории.
Рассказывать истории, которые интересно слушать. Принц оказывается за спиной, берет за руку, чтобы указать на места, о которых говорит. Под слова тягучие опираюсь спиной на него, следя за направлением. И где-то в глубине сознания странный смеющийся голос, копирующий интонации сестры, даже звенящие-насмешливые нотки, передразнивающий мысли о дружбе, говорящий, что с друзьями тепло и спокойствие не разливается по венам от прикосновения. Но внимания не обращаю, рассказ намного интереснее. Белая колонна? Со своей собственной сказкой-былью? 
- Неужели легенда правдива? Любопытно, – с улыбкой легко откидываю голову, чтобы посмотреть на него. – Нужно будет рассмотреть вблизи.
Посмотреть и снова вернуться к панораме перед тобой, а мысли возвращаются к секретам и тайнам. Интересно, а если подойду и попрошу холодный камень, впитавший чужие тайны, о том, что желаю, брат-король тебя услышит? А тот, кто стоит в тени, и имеет власть убедить Дейрона? Но мысли быстро пропадают – сейчас они не важны, не желаю думать о чем-то, кроме Дорна. Хорошо здесь и сейчас.
Сейчас Марон смеется, переводя мою ладонь и рассказывая о празднике, на который мы все пойдем, а я тихо смеюсь, слыша слово «поединки». Хорошо, урок о том, что дорниец без копья – мертвый дорниец или просто на самом деле не дорниец усвоен. Марон отходит к перилам, опирается на них и скрещивает руки, спрашивая о том, что я хочу узнать. Улыбается так, что в уголках собираются лучи-морщинки, как тогда, в саду. Мне нравится видеть что-то, что я уже хорошо знаю.
- Ты специально, признайся? – смеюсь тихо, качая головкой в такт словам. – Задаешь такой вопрос, чтобы я в своих собственных запуталась? Это жестокосердно, принц.
Правда, путает. Мысли сменяют одна другу, не позволяя выбрать вопрос один из многих, который будет самым правильным, самым верным.
- Что для тебя Дорн? – склонив головку на бок. – Расскажи мне о людях? О том, чем они живут?
Склонив головку на бок, думая о том, что опять хочу услышать слова человека, не принца, потому что хочу узнать его.  Хотя иногда это совершенно одно и то же. И вопросы снова не верные. Снова странные и запутанные, хотя мелочи неизвестны. Надо выбрать что-то еще, другое. Что-то, что поможет сделать шаг.
-  Выбери одно место здесь, где ты всегда рад оказаться. Что это? – например…
Например, я люблю сады в Красном замке. Наверное, детские воспоминания, счастливые и беззаботные, играют свою роль.
- Ты хорошо рассказываешь, - а я люблю сказки.
Люблю сказки, когда они не пусты. В его историях есть смысл, а слова становятся почти ощутимыми, складываются в образы, которые, кажется, протяни руку – сможешь коснуться и дотронуться, оказаться.
- Расскажи мне не сказку и не легенду? Воспоминание о Дорне, об этом замке? – память.
Память – это самое ценное, что есть у каждого из нас. Доверить ее сложнее всего, потому что мы бережем картины нашего прошлого. Они слишком ценны. Слишком много значат для нас. С каждой картинкой прошлого то, что кажется безжизненным, может ожить и заиграть новыми красками. Воспоминаниями так легко воспользоваться. Но вместе с тем сложно найти тех, кто будет их бережно хранить вместе.
Становится все тише, смех где-то внизу почти стихает. Мои мысли возвращаются в привычное русло, больше не разбегаются от меня, не успевая за глазами. Переводя взгляд наверх, мне кажется, что небо здесь чище, чем дома. Возможно, от того, что здесь есть желание смотреть на него.  Именно это делаю, а потом глаза прикрываю, пытаясь услышать голос, который всегда где-то здесь, в этих стенах. Наверное, у каждого старого замка есть свои голоса...
Голоса здесь - это пески, хранящие прошлое и создающие новые воспоминания. Нужно лишь прислушаться и научиться понимать их язык, который ускользает от меня. Но ведь это лишь начало.

Отредактировано Nymeria Sand (31-03-2018 04:08:17)

[NIC]Daenerys Targaryen [/NIC]
[AVA]http://s3.uploads.ru/orJ53.jpg[/AVA]

Говорят, что те, кого мы хотя бы один раз коснулись, кто этим прикосновением смог остаться с нами в нашей памяти, навсегда связаны с нами. Мы помним, казалось бы, совсем не важные на первый взгляд факты, связанные с такими моментами, но именно они соединяют души порой совсем разных людей тонкой нитью.
Тонкой нитью, которая может оказаться самым прочным, что есть в этом мире, ведь она прочерчивает миры, пространство и время, рисуя странную паутину.
В этой странной паутине-сети из судеб и жизней так легко запутаться, переоценить или недооценить сплетение, так просто не увидеть и не заметить, как другая нить тянется, пытаясь коснуться. Так легко упустить момент, ведь мы не можем знать, кто на нашей собственной завяжет узел со своей и на сколько он будет прочен, как крепко затянут. Но можем почувствовать. Для этого нужно лишь остановится и закрыть глаза.
Если закрыть глаза, то первое, что я вспомню о Дорне, скорее всего, будет полное смятение. Сумбур мыслей и чувств, который собой закрывал все остальное, привычное, обволакивающее с самого детства. Наверное, это и есть то самое прикосновение, которое завязывает узлы крепко, когда не спрашиваешь. Когда хочется знать не для чего-то, без корысти. Просто потому, что хочется протянуть руку и дотронуться.
Дотронуться, чтобы стать ближе. Чтобы понять. И хотя бы на какое-то мгновение стать частью мира, который мне не принадлежит, но становится частью меня без моего ведома. Только где-то глубоко внутри дракон голову поднимает, словно выжидает, к чему приведёт это желание знать все, что не принадлежит нашему с ним дому, к которому мы оба привыкли. Но мирно глаза прикрывает, он слишком долго спал, чтобы ожить за день или два и расправить крылья для полета. Лениво глаза прикрывает снова, позволяя нитям плести свои узлы вокруг него солнечными лучами. Огонь к огню.

Огонь сверкает в глазах, когда понимаю, что лгали. Да, Марон прав, когда говорит о том, что это вовсе не обман, просто маленькая уловка, в ней страшного и неисправимого нет.  Причины ее лишь ускользают от меня, заставляя хмуриться, а потом дать обещание, что так просто все не закончится, я обязательно придумаю что-нибудь забавное.
- Нет, но беды бы не было, если бы правду сказали, - зеркально.
Зеркально плечами пожимаю, а в голове возникает мелодия с того праздника, странная и привязывающаяся, заставляющая ритм пальчиками отбивать по бокалу с вином, переданному в руки. Сказали бы, просто остались бы без уловок. Тогда зачем? Мысль приходит старая, с прошлого разговора с ним в саду: никогда не знаешь, что ожидать от постороннего, чужого человека. Они могли просто не знать, что будет, если сказать правду? Или я ищу миллион оправданий людям, которых не знаю, но пытаюсь понять? Ничего, со временем на все вопросы найдутся ответы. Тогда, когда час настанет. Ждать я умею.
Ждать я умею, поэтому когда тишина в разговоре возникает, снова прикрываю глаза, представляя себе миллиарды переплетений жизней. Прошлое касается каждого из нас, уходя к будущему… Красиво.
Красиво, возможно, именно поэтому я хочу услышать воспоминание, что-то, что у Марона Мартелла глубоко внутри и ведёт его к прошлому по его собственной линии с узлами, оставшимися крепкими и рваными. Но тему он меняет.
Тему он меняет, говоря о том, что знаю о Дорне больше, чем кажется. Склоняю голову, едва улыбаясь: так можно сказать, что мне известны все семь королевств. По рассказам, книгам и обрывкам. Но разве можно что-то знать по настоящему, не увидев? Разве ребёнок может понять, что такое горячо, пока не дотронется до раскалённого железа?
Вино в кубке плещется темно-алым, кровавым, зеркальным. Слушаю и пытаюсь увидеть в вине что-то. Истины там точно нет, что бы люди не говорили. Или, чтобы ее увидеть, сначала нужно увидеть дно сосуда, когда «темное, как кровь, и сладкое, как месть» растечется по венам и будет с каждым ударом пульса будет ощущаться все большим теплом?
- Принц, кажется, знает уловки торговцев, - едва улыбаясь.
Едва улыбаясь, кто во всех концах страны не знает эти слова? Только ленивый. Или неслышащий. Марон говорит о том, что чувствовать разницу можно кожей. Киваю головой в такт его словам – это, действительно, так. Дело не в палящем солнце, которое пытается дотянуться до бледной кожи, чтобы окрасить ее. Дело в смехе, взглядах, свободе.
Свобода здесь не мираж. Слушаю, чтобы вскинуть голову удивленно, когда он говорит о том, что здесь равны. Можно не сидеть в четырёх стенах за вышиванием. Можно делать то, что хочешь. Даже сбегать из дома и сделать свободный выбор не миражом в пустыне, как в прошлый раз об этом говорил Марон.
- То есть история закончилась хорошо, раз выбрала она? Все удачно сложилось или побег сыграл свою роль?  – с любопытством.
С любопытством, потому что хочется верить в хорошие концы. К тому же, разве не стоит бороться за то, что считаешь верным? За того, кого считаешь своим? За себя?
Марон говорит о сестре, а я смеюсь, думая о том, что, дай мне это умение боги, в детстве бы, когда братья смеялись и дразнили, это было бы кстати, пусть и было бы лишь попыткой напугать в ответ, особенно с Эйгором, который так и норовил задеть больнее, успокаиваясь лишь тогда, когда Деймон велел.
- И как часто леди Аллерия пользовалась ножами против тебя? – нет ничего страшнее обиженной или разозлённой женщины, сколько бы ей не было лет.
Дорн умеет удивлять? Да, в этом я уже убедилась, хотя времени прошло совсем немного. Шумом, запахом специй и смехом, полувзглядами и искрами в глазах. Здесь нет мертвых масок, как в Красном замке. Но есть ли живые, те, что прячут затаенное? Те, что намного хуже искусственных и угловатых улыбок?
- Я хочу узнать и понять этих людей, Марон, и чтобы они узнали меня, - имя в ответ на имя.
Непривычно даже для сегодняшнего дня. Совершенно неправильного. Или совсем наоборот. Но это не важно.
- Буду ли я им нравиться или нет – решат они сами, когда увидят меня. Ты ведь сам говоришь, что маски не нужны, значит, все, что нужно – протянуть руку, не пытаясь играть, - а это я сделать готова.
А это я сделать готова, ведь играть толком не умею, только молчать.  Его сестра, приехав в мой дом, наверное, пыталась сделать тоже самое. Меня даже не было, когда она, молодой девушкой, ступила на порог Красного замка. Но я вижу то, что сейчас вокруг неё. Не всегда получается достичь желаемого. Но Мирия гордо держит голову и смотрит вперёд. Теперь мне еще больше хочется поговорить с ней, когда вернусь.
Кубок из рук исчезает, а он говорит, что воспоминаний много, ставя на стол со звоном сосуды, взгляд пряча. Киваю головкой, ведь все мы из них состоим, а они, эти картинки прошлого – это мы сами, те, кем мы были, кем мы стали. В них все – причины, следствия, наши радость, боль и то, что словами не передаётся.
Словами не передаётся многое, жестами намного больше. Марон Мартелл скрывает намного больше, чем говорит. Намного больше готов услышать, чем сказать. Оборачивается и говорит, а я думаю о том, что не могу прочитать то, что скрыто за спокойствием и насмешкой. Ясно лишь одно – Марон Мартелл предпочтёт сказки былям сейчас. Но всему своё время.
Всему своё время. Улыбаюсь, принимая новую тему о рассказчиках, терпении и уловках, которая с его легкой руки сменяет вопрос.
- Я быстро учусь. Тем более тому, что может пригодиться, - смотрю на город.
Смотрю на город в темноте последний раз за сегодняшний вечер, прежде чем по коридорам мозаичным и незнакомым, дорогой, которую еще не знаю, добираться к своим комнатам с ним, у которых останавливаемся. Марон на стену опирается и смотрит, почему-то головой в сторону качаю и улыбаюсь, пока не слышу вопрос, отголосок встречи в саду. Он говорит о будущем, своих мыслях и о том, что важны еще мои.
- Ты ответил на один из многих вопросов того вечера, спасибо, – день неправильный. – Но когда-нибудь ответишь на все?
День неправильный, совершенно. Но именно из таких дней складываются воспоминания. И раз завтра все будет так, как положенно, как правильно, сейчас тяну руку к его щеке, касаясь, пальцами проводя по тёплой коже.
- Доброй ночи, Марон, - разрывая касание.
Разрывая касание вместе с его шагом назад. Исчезая за дверью покоев, думаю о том, что этот странный день дал ответов больше, чем может показаться.

Утро наступает рано. Кажется, не знакомые с ранним восходом солнца (или тем, что здесь оно везде, куда не оглянись), не предусмотрели то, что ставни на окнах должны быть закрыты плотно. Поэтому с первыми лучами солнца не спим, Мия читает что-то вслух, а мне хочется выйти, пока жара еще не настигла апогея. Внизу слышится шум – город оживает, начинает жить своей собственной жизнью. Становится любопытно.
Любопытно, стоит выйти из замка. Здесь же нет строгой септы, которая будет следить за каждым шагом, а кузина Элейна куда-то ушла. Как раз можно выскользнуть из замка без лишних нотаций. Хочется рассмотреть все днём, при ярком солнечном свете, а не вечером, когда мы все будем там. В темноте все совсем не так, как кажется.
Не так, как кажется. Поэтому, укрыв волосы (слишком приметно, выделяться не хочется), рассказываю мысль Мие, которая тут же подхватывает ее. Но нам нужен сопровождающий. В лабиринтах незнакомых улочек без помощи слишком легко заблудиться. Звать принца? Нет, у него достаточно дел, думаю, которые нельзя бросить ради прихоти гостей. По коридорам идём, пока не сталкиваемся с нашим сопровождающим, который обратно тоже поедет с нами – Манвуди. Прищуриваюсь.
Прищуриваюсь, вспоминая вчерашний разговор и маленькое открытие, сделанное под ночным небом на балконе. Как бы там ни было, он вырос здесь, значит, все улочки и перекрёстки ему знакомы. Поэтому прошу пройтись его с нами, чтобы рассказать и показать дороги, чтобы мы могли на жизнь вне замка посмотреть. Если мы и разбили какие-то его планы, он не показывает, ведёт нас.
Ведёт нас (а город начинается сразу у стен замка, как будто его часть, в ночи не увидишь) через узкие улочки из красного кирпича. Людей на них становится все больше и больше. Увиденное уже не приводит к смятению, но заставляет смотреть внимательно, впитывать все, что вижу, что кажется интересным.
Интересным кажется то, что люди праздновали, сегодня продолжат, но днём все в делах – продают, покупают, кто-то играет в странную игру с доской и множеством фигур (странное слово «кайвасса» оседает в памяти), а наш сопровождающий объясняет нам правила, пока мы идём к лавке со специями. Запах сильных, пряный, начинаю чихать, пока не привыкаю, а потом начинаю смотреть. Тяну руку, чтобы набрать горсть кардамона, ощутить его запах отдельно от всего. Корица и анис, торговец рассказывает о каждой. В конце покупаем немного, прежде чем уйти к лавке с маслами. За рассказами совсем не замечаю, как солнце вступает в зенит, как жара поднимается, а людям все не по чем. Они привыкли, Марон говорил, что здесь всегда солнце: нет смысла прятаться, бежать – нагонит. Жаловаться тоже бесполезно – не исчезнет. Только выжжет намного быстрее. Думаю о том, что не зря Мирия о жаре со мной говорила, словно с маленьким ребёнком, понимая, что я даже не представляю себе настоящую жару: в следующий раз, кажется, стоит достать те платья, что положила в сундук она.
Путь идёт вперёд, к площади (здесь будет сегодня праздник или где-то еще?). Пока наш сопровождающий что-то рассказывает, а Мия внимательно его слушает, отвлекаюсь. На бортике фонтана сидит девочка, проводящая ручкой по воде. Иду к ней и сажусь рядом, тоже опуская ладонь. Мне кажется, что девочке грустно, хочу спросить, что случилось, как вдруг она бьет по воде и смеётся, а брызги летят мне в лицо. Тоже смеюсь, легко ударяя, отправляя блестящие капли в ее сторону, но слишком робко, чтобы они не задели. А она повторяет своё действие. Смеюсь и совершенно не замечаю, как детей становится все больше, брызг тоже, а на мне нет ни одной сухой нитки. В игре и многоголосом смехе оказываемся в самом фонтане, ткань, скрывающая волосы, куда-то исчезает, но это уже не важно. Все тонет в веселье, это похоже на мое детское воспоминание об игре с братьями и сестрой, одно из самых счастливых и ярких. Мне казалось, что теперь это ощущение мне недоступно, но вот оно, здесь, на чужой земле в окружении маленьких детей, смеющихся так искренне и заразительно, что невозможно не присоединиться. Мия подходит к бортику и тут же оказывается тоже в воде, игра продолжается. А потом…
А потом я ловлю свою новую знакомую и шепчу ей на ухо, указывая глазами на нашего сопровождающего, по доброму закатывающего глаза и улыбающегося, но стоящего в стороне. Мы прекращаем играть. Переглядываюсь с сестрой, смотрим на бортик фонтана, который «неожиданно высокий». Не может же нас Манвуди оставить в беде? Конечно, не может. Но как только он подходит, его постигает та же участь, что нас всех. Дети ловко выбираются из воды, мы с ними. Ещё раз ловлю маленькую девочку, чтобы обнять ее, бессловесно поблагодарив за прекрасное воспоминание, которое у меня останется об этом дне. Мне хочется, чтобы и у неё что-то осталось на память. Тянусь к волосам, расстёгивая заколку с драконом, горящим алыми глазами, чтобы заплести косу новому маленькому другу и закрепить ее, прежде чем отпустить. Время в такие моменты, кажется, останавливается, лишь потом напоминая, что это была иллюзия.
Это была иллюзия. И, если мы хотим успеть собраться к празднику, с усмешкой напоминает Манвуди, нам стоит поторопиться.
- Успеем ли? До замка как минимум восемь часов пути, - повторяю его фразу.
Повторяю его фразу - маленькую, безобидную  ложь, сказанную перед нашей последней остановкой до Солнечного копья, когда из окна смотрела и пыталась понять, слушая незнакомую музыку, доносящуюся с праздника..
- Зато обсохнуть успеем за это время, - смотря из-под ресниц.
Смотря из-под ресниц и снова смеясь чисто и звонко. Я перестаю считать, сколько правил писанных и нет нарушаю здесь, решив, что дома все войдёт на круги своя, здесь же можно взять пример с местных – просто радоваться жизни. Мокрые до нитки приходим к замку, благодарим с сестрой нашего сопровождающего за то, что был с нами. А потом идём к себе, чтобы начать сборы. Элейна встречает нас гневным взглядом, сменяющимся удивлением. Что-то ворчит, говоря, что скорее бы вернуться домой, когда собираемся, а мы с Мией лишь переглядываемся и тихо смеёмся.
Открывая сундук, смотрю на платье, заботливо уложенное Мирией, но, коснувшись лазурной ткани, понимаю, что стоит взять своё, серебром расшитое. Ещё не время.
Время спускаться в зал наступает быстро. Мне хочется думать и верить, что вечер будет ничуть не хуже дня. На праздник интересно посмотреть, услышать его и быть его частью. Смотрю на потолок в зале, держа сестру, за руку, не вслушиваясь в шепот Элейны.
- Ваше высочество, - голова склоняется, но в глазах пляшут искры смеха – вчерашний разговор все еще сохраняется теплом на кончиках пальцев.
Голова склоняется, как положено. При свете дня все не так, как ночью, как вчера. Но солнце еще не зашло.
Солнце еще не зашло, мы выходим из замка, чтобы осмотреть городок в ночи. Он тоже, как и люди, совершенно не такой в темноте. Улыбаюсь.
Улыбаюсь, идя за Мароном Мартеллом, который покажет нам еще одно лицо его родной земли.

Отредактировано Nymeria Sand (01-04-2018 16:57:50)

[NIC]Daenerys Targaryen [/NIC]
[AVA]http://s3.uploads.ru/orJ53.jpg[/AVA]

Есть то, что окружает нас с детства. Люди, их черты, убеждения, стены… все это становится частью нас. Кто-то усваивает лучше, становясь живым воплощением того места, в котором появился на свет. Кто-то хуже, наследуя лишь редкие черты, и не чувствуя сильную связь с домом. Мне нравится там, где я есть сейчас. Значит ли это, что дом ускользает от меня? Что ни он, ни я друг другу не принадлежим? Или мне просто очень интересно оказаться в другом мире, который я не могла даже представить, оставаясь в стенах Красного замка? Слишком много вопросов мелькает в голове, пока смотрю на потолок в узорах.
Потолок в узорах – много причудливо соединенных линий. Запутанная картина привлекает взгляд, хочется найти точку, от которой рисунок начинается, где заканчивается. Пожалуй, следя за линиями, просто очень легко думать о том, что во мне есть от дома.
От дома во мне знание, что есть маски живые и мертвые. Что людям, носящим последние, верить нельзя – они точно также мертвы. Живые же маски всегда скрывают что-то важное, но их гораздо больнее снимать, гораздо сложнее открыть. За ними не пустота.
Не пустота за улыбкой Марона, когда он спускается к нам. Но это и не просто улыбка – за ней что-то скрыто. Склоняю головку на бок, смотря внимательно вовсе не из-за взгляда с головы до пят. Задерживаю взгляд, глаза в глаза.

Ты же знаешь, что ты можешь мне рассказать, что скрываешь за улыбкой и прищуром глаз? Мы же друзья? Или можем ими стать. Ты видишь людей, как мой брат? Тогда должен понимать, что я сохраню твои тайны.

Я не могу сказать ничего вслух – слишком много вокруг голосов лишних. Но смотрю дольше, чем положено, взгляд не отрывая, пытаясь передать все взглядом, а он в ответ лишь вызов бросает – в глазах чёрных лишь искры смеха, когда поцелуй на кончиках пальцев оставляет. Когда снова солнце опускается, а ночью все становится не так, как днём.
Во дворе уже лошади ждут, добираться верхом придётся. По морде сначала животное глажу, знакомлюсь, прежде чем принц помогает забраться в седло. Руки тёплые след оставляют, кажется, более тёплый, чем от солнца дневного. Он говорит о том, что добраться до праздника можно лишь так, лишь киваю головкой в ответ. Узнать что-то – значит принять. Можно не понимать, но принимать обязательно.
Принимать обязательно. Я принимаю Дорн в пестрой толпе, которая собирается вокруг. С интересом ее рассматриваю. Принимаю смех со всех концов и тени от костров, смешанные с тенями людскими. Марон ладонью указывает на артистов. Те, что с огнем, завораживают. Пламя всегда манит к себе.
Пламя всегда манит к себе, заставляя отвлекаться на себя. Так и я, слежу за бликами от него, слыша, как такое знакомое имя выкрикивает толпа, без титулов и формальностей, от того все кажется искренним и настоящим. На губах появляется улыбка - Марона Мартелла здесь любят. Я знаю лишь одного человека, который вызывает такую любовь там, дома. Не успеваю подумать об этом, когда движение рядом замечаю, и цветок в волосах оказывается. Слова благодарности в воздухе остаются, когда принц, пришпорив коня, оказываясь впереди, толпу минуя. Качаю головой, думая о том, что у Марона Мартелла лучи в уголках глаз, словно солнце поцеловало, когда он улыбается и усмехается. Это кажется мне красивым и тёплым.
На площади раскинуты шатры. Цветные, все разные, каждый словно соревнуется с другим в цветах. А ветер легкий и обманчивый, из неоткуда появившийся, рябь по ткани пускает. Люди кругом тоже, кажется, соревнуются в том, кто громче. Это – часть мира, в котором мы сегодня гости? Слышу ропот Элейны где-то позади, думая о том, что лучше бы мы оставили ее в замке, и тихо смеюсь, думая, какое письмо она напишет в Красный замок. Хотя это совершенно не важно, поэтому в сознании не задерживается.
Задерживается только то, что сегодня важно. Рассказ о местных способах развлечений слушаю внимательно, наклоняясь ближе. Значит, копья все же везде. Но этот урок был выучен еще вчера, прошлой ночной беседой в его покоях. Но правила – это новое.
Правила – это новое. Марон объясняет, когда двое дорнийцев выходят на площадку. Смотрю, слушая о законах и наградах этого состязания.
- Учитывая азарт, - чувствую его во взглядах, словах и смехе задорном, - могу предположить, что все делают ставки и на победителя, и на королеву.
Кажется, соперничество, пусть не злобное, здесь везде, с азартом смешанное. И среди девушек, и среди мужчин, один из которых подходит к Марону, подначивая его. В словах чужого человека, которого вижу в первый раз, выхватываю что-то новое. В ответе на них тоже.
- Раз видел, то он сомневаться не будет, - со смехом легким, наклоняясь. – А я могу.
Наклоняясь, шепотом Марону. И без этого бы пошёл туда, куда огонь в крови позовёт, но не подразнить не могу, не все же ему одному смотреть со смехом в глазах… тем более, что правда не видела. Это будет интересно.
Интересно наблюдать, как люди хлопают, кричат, обсуждают. Даже лошадь копытом бьет, как будто участвуя в общем гомоне. Копья сверкают бликами опасными, смеюсь, когда Марон касается соперника плоской стороной копья – все это игра.
Все это игра, к которой здесь привыкли. Которая так необычна для меня. От того так интересно наблюдать. Но дыхание перехватывает, когда чужое лезвие так близко к нему. Марон заканчивает игру, а я лишь качаю головой видя поклоны для зрителей и то, как сопернику подняться помогает,  улыбку на губах вызывает.
Из круга выходит, люди кафтан протягивают и дотронуться норовят. Странное чувство, почти забытое с другого праздника дома, просыпается, чтобы погаснуть, оставаясь неосознанным, когда показной грозный взгляд вижу… и ни капли ему не верю, лишь фыркаю.
Потом руки протянутые вижу, свои в ответ тяну, чтобы опереться на плечи Марона, чтобы на земле оказаться. Лошади переданы в заботливые руки, а я оглядываюсь снова вокруг, стоя уже среди людей, которые все также смеются, бегут и суетятся. Да, лучше пройтись, посмотреть все, пока есть время до пира. Рука принца руку мою сжимает, улыбаюсь, переплетая пальцы – ощущение приятного тепла разливается и спокойствия.
Торговые ряды есть на каждом празднике. Здесь ароматы мешаются, люди с их речью – родной язык, чужие, часть я узнаю и могу понять, другие неизвестны. Кто-то из чужестранцев, оказавшихся здесь в нужное время, выделяется своим видом – несколько тирошийцев с волосами фиолетовыми и синими. Много людей. Все разные. И рядом.
Рядом быть – вот смысл праздников. Забыть разногласия, радоваться, а не просто улыбаться и танцевать, показывая богатые наряды. Пожалуй, Дорн это понимает лучше, чем другие земли, объединяя всех сегодня.
Марон стучит ногой по старым камням, говоря, что здесь сегодня будут выступать, едва совсем стемнеет. Говорит о танцах, подобных которым, не встретишь нигде в Вестеросе. В это могу охотно поверить. Мне кажется, здесь слишком много того, что в остальных землях не может существовать, а если завести, просто не приживется. Он смотрит лукаво, рассказывая, о слухах упоминая, глаза опускаю, чтобы в следующий момент из-под ресниц посмотреть на него.
- Посмотрим и узнаем, каковы они, ваши танцы, - со смехом.
Со смехом. Ведь это еще один ключ к этому миру, еще одна его особенность. Что до мнения, то люди так часто осуждают то, что на них не похоже и что они не могут понять, что стоит смотреть своими глазами и делать свои выводы, а не верить на слово.
Марон смотрит вверх, на небо, а я думаю о том, что здесь оно звездное, смотреть хочется. И, действительно, нет ничего красивее… если мы об одном и том же сейчас.
Сейчас все незнакомо, даже фрукты у торговца, возле которого мы останавливаемся. Марон выбирает яблоко кремовое. Разрезает и протягивает мякоть. И, не думая, ладонь на его запястье кладу, губы приближаю, чтобы попробовать. Вкус незнаком, как и название. С удивлением смотрю на принца.

Я просила вчера тебя показать мне твой мир. С балкона он казался одним, днём у фонтана совершенно другим. Сейчас третьим. Это все его лица. И каждое настоящее. Просто при свете дня, в темноте, вблизи и вдалеке черты меняются.

Торговец забавный, рекламирует товар, как только может. Улыбаюсь ему, когда толпа юношей молодых бежит, поймать пытаясь, девушек, смеющихся звонко и громко. Желают быть пойманными, понимаю, и тихо смеюсь с ними, когда руки сильные обхватывают и к себе прижимают.
Прижимают крепко, глаза прикрываю, улавливая ощущения. Руки тянутся к плечам чужим, сжимая, к себе ближе притягивая неосознанно, но ощущается все до боли правильным. Совсем темнеет, блики от костров все ярче. Прикрываю глаза, рукой запутываясь в его волосах, другой узоры на плече выводя,  слушая сквозь голоса лишь шум моря, которое так близко. Чувствую, что думает о чем-то, пряди перебираю, мне жаль, что не могу узнать, что беспокоит его, когда лбом ко лбу прикасаюсь, а объятие ослабевает, рука с талии исчезает. Глаза открываю, смотря внимательно. Могла бы спросить, что его беспокоит. Но не сказал бы, снова бы тему перевёл. Марон сам расскажет все, когда посчитает нужным.
- Пойдём со мной, - вчерашнее «ты» снова звучит.
Вчерашнее «ты» снова звучит, еще удивляя, но постепенно становясь чем-то тёплым и правильным, обычным. Возможно, тот разговор не был неправильным, как казалось, но с точностью до наоборот.
- Без нас не начнут? – ответа не дожидаюсь. – Если и начнут, боги с ними, они, твои люди, тебя любят и простят маленькое опоздание. Или в Дорне есть правила на этот счёт, о которых я должна знать?
Смеюсь тихо, вниз к воде, бьющейся о берег, кажется, пытаюсь украсть принца Дорна у самого Дорна ненадолго. Музыка от главного праздника едва слышна, шум волн ее почти перебивает.
- Потанцуй со мной, - руку на плечо кладу. – Потом вернёмся к людям.
Руку на плечо кладу. Иногда быть вдали от всего нужно, чтобы успокоить то, что внутри. Даже если это праздник. Тем более, он сам говорил, что он будет длиться долго, эту ночь и следующие. Тогда и вернуться к торжеству мы успеем еще.
Скидываю туфли, делая шаг к воде, в воду. Ритм волн по коже бьет, по подолу, но это как раз то, что нужно. Улыбка с губ не сходит.
Улыбка с губ не сходит, а песок под ногами вода волнами размывает, играя свою мелодию, которая жить будет вечно.